« Разве русские сдаются ? »
В заметке «Забытое имя» («Наша Страна» № 2873) уважаемый Владимир Рудинский упомянул генерал-лейтенанта Анатолия Михайловича Стесселя в связи с попыткой военного историка, А. Нетесова, реабилитировать память несчастного генерала, вошедшего в Историю тем, что будучи комендантом Порт-Артура он, довольно бесславно и фактически без особой нужды, сдался осаждавшим крепость японцам. Сегодня времена и люди изменились и легче понять гуманитарные и чисто человеческие побуждения генерала Стесселя и простить его поступок. Но всего век назад, в Русской Императорской Армии вопрос долга и чести стоял совсем иначе нежели сегодня.
Не нам, естественно, сидя перед компьютером, давать оценки храбрости поступкам опального генерала или выносить нравственные приговоры в его адрес, зато не запрещено изучить тогдашнюю обстановку и выслушать голоса некоторых его современников. Но прислушаемся сперва к его защите .
В своих показаниях генерал настаивал на полной безысходности положения: русские, мол, не могли отразить вражеский натиск, крепость всё равно была бы взята при неисчислимом количестве человеческих жертв. По совести — иные говорят по малодушеству — он, мол, вынужден был принять такое решение.
Сам акт капитуляции вообще считался недопустимым в Русской Армии, при какой бы то ни было обстановке. Это шло в противоречие с торжественной присягой, даваемой каждым офицером, но в данном случае дело усугублялось тем, что обстановка была совсем не такая безысходная, как её представлял генерал Стессель, а самые видные его подчинённые готовы были с честью выполнить выпавший на их долю долг по отношению к Царю и Родине.
Генерал-лейтенант Константин Николаевич Смирнов, правая рука Стесселя, направил даже главнокомандующему донесение о пораженческих намерениях своего начальника. За несколько дней до рокового решения, генерал Стессель собрал военный совет, который категорически отверг его предложение сдать крепость, но тем не менее 19 декабря/2 января 1905 он подписал капитуляцию.
Помимо материального и физического ущерба (войска были сданы в плен, оружие и припасы конфискованы, потоплены корабли), военно-стратегического ущерба (осада крепости отвлекала от прочих военных действий несколько десятков, а то и сотню тысяч противников), это решение нанесло огромный моральный урон русским бойцам настолько велико было символическое значение Порт-Артура.
Многое вменялось ему в вину, но не менее важной была, как впоследствии оказалось, постоянная дезинформация о настоящем положении дел и о его точных намерениях. Кто мог вообразить, что позорно подпишет капитуляцию тот, кто в своём приказе № 126 уверял : «Объявляю, что... крепость должна драться до последнего и я, как комендант, никогда не отдам приказ об отступлении... Драться надо, и тогда противник со срамом уйдет и будет вечно помнить ту трепку, которая ожидает его от русской доблести, при которой, я уверен, каждый русский, кто бы он ни был, будет биться, забыв даже о возможности отступления. Помните, что вечная память убитым и вечная слава живым».
Тут не упомянут и третий вариант: вечный позор сдавшимся ...
В обстановке полной эйфории печатались открытки генерала в парадном обмундировании, со всеми орденами и с такой надписью под портретом: «Моё решение готово: жизнь моя отдана России. Что бы ни случилось, я не сдамся. Порт-Артур будет моею могилою».
Зачем хорохориться, когда не уверен в своих силах и в своём духе? Вменялось ему в вину не только намеренная дезинформация, хвастовство, присвоение себе чужих заслуг, но и неисполнение приказа командующего Маньчжурской Армией о передаче крепости коменданту — генералу Смирнову, тому самому, который во что бы то ни стало хотел продолжать сражаться с неприятелем.
Несмотря на высокопоставленные знакомства и веские поддержки генерал Стессель был привлечён к военно-полевому суду и приговорён к смертной казни через расстрел за предательство, но приговор был заменен на заключение в Петропавловской крепости сроком на 10 лет. Через год, любвеобильный Государь помиловал несчастного генерала за прежние его военные заслуги.
Много можно было бы представить негодующих реакций на бесславную сдачу крепости, но нас особо тронуло чтение дневника Великого Князя Константина Константиновича, знаменитого поэта К.Р., на день 21 декабря : «Ужасная весть! Только что прочел в "Новом времени" сообщение, правда, полученное из иностранных источников, о падении Порт-Артура. Газета говорит, что он сдался, что Стессель согласился на поставленные японцами почетные условия. Но слово сдался меня мучает; пусть "пал", но "сдался"! Разве русские сдаются?». Напомним, что К. Р. помимо незаурядных поэтических талантов был не чужд военного духа, начинал военную карьеру морским офицером, был Георгиевским кавалером за доблестное поведение во время Русско-Турецкой войны, затем был командиром знаменитого Преображенского полка и в генеральском чине был Инспектором Военно-Учебных Заведений. Находит весь свой смысл и становится понятным его полное недоумение — «Разве русские сдаются?» ...
Итак, Порт-Артур, в бухте которого лежит морским богатырём адмирал Макаров и рядом с ним Верещагин, — пал. Пал Порт-Артур, ставший могилой славного русского флота. Но ужасно то, что не просто пал, а пал именно сдавшись. И конечно слова наши никак не о всем гарнизоне, а о том или тех, кто принял это роковое решение.
Достаточно ли испытывать чувство безвыходности положения, чувство полной безысходности для обоснования капитуляции? Если обратиться к истории Русской Армии или даже просто Русско-Японской войны, то ответ однозначен — никак нет. Неисчислимы были подвиги русских бойцов на морях и на суше, но особо выделяются подвиги на морях двух легендарных крейсеров — "Варяг" и "Рюрик". Не будем повторять широко известную историю "Варяга", но зададим вопрос — не безысходно ли было его положение? Командир, капитан I ранга В. Ф. Руднев, решил — если умирать, так с музыкой, и весь экипаж, до последнего матроса, был с ним единодушен в решении бороться за честь мундира, России и Царя. «Никакого вопроса о сдаче не может быть. Мы не сдадим ни кораблей, ни самих себя и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови». В ответ на слова командира прогремело троекратное «Ура!» и весь экипаж совершил сверхчеловеческий подвиг, вошедший на веки вечные в славную историю Российского Флота.
История "Рюрика" менее известна, несмотря на то, что для многих специалистов героический бой и гибель крейсера "Рюрик" превосходят своим подвигом бой "Варяга". А для нас особо дорог и знаком "Рюрик" тем, что последним его командиром был по старшинству наш Прадед, контр-адмирал К. П. Иванов-Тринадцатый, тогда молодой лейтенант-артиллерист Иванов 13-ый.
Не находился ли он с оставшимся экипажом в безысходном положении, когда славный крейсер, с перебитыми мачтами, весь исковерканный, лишённый возможности маневрировать, с только одним уцелевшим орудием, на борту кровь, пожар, куски человеческих тел — остался один среди моря против пятерых японских кораблей?
Но на предложение спустить Андреевский флаг, "Рюрик", предпочёл гибель под огнём, чем позорную сдачу в плен.
В четырёхтомной "Летописи войны с Японией" на 1650 страницах большого формата можно следить день за днём за ходом военных операций, Высочайшими приказами, правительственными распоряжениями, знакомиться с биографиями героев, телеграммами посланными с Дальнего Востока, аналитическими статьями и вот, описывая отчаянное сражение "Рюрика", имеется ответ на дилемму — как следует поступать попавшему в безысходное положение. «Гибель или сдача, вот два выхода, которые теперь представлялись "Рюрику". Все решили погибнуть и когда были открыты кингстоны, команда сначала не хотела покидать своего корабля. На судне в нескольких местах был пожар, оно было изборождено неприятельскими снарядами, все орудия подбиты, оставалось целым только одно. Мостик, боевая рубка и все палубы были покрыты убитыми и ранеными. Оставшийся после гибели командира старшим начальником лейтенант Иванов 13-ый, видя всю безвыходность положения, решил взорвать крейсер, но это оказалось неисполнимым, так как все проводы были перерваны, тогда открыли кингстоны и судно медленно стало наполняться водой».
Это наводит нам на память знакомство с покойной Княгиней Верой Константиновной, самой младшей дочерью К. Р., скончавшейся в начале 2001 года на 95 году жизни. При знакомстве княгиня сказала, что рада встретиться с представителем фамилии Ивановых-Тринадцатых. Думая, что это было сказано просто из вежливости и врождённого хорошего воспитания, я всё же спросил : — Ваше Высочество, почему Вам знакома моя фамилия. — Ну как же, - ответила княгиня, - я была самым последним ребёнком в семье и была очень близка к моим старшим братьям, а родители нам рассказывали не детские сказки, но разные выдающиеся подвиги из истории России, и рассказ о гибели "Рюрика" был одним из наших любимых. Так видите, как давно уже мне знакома Ваша фамилия ! И Вы непременно должны об этом писать, чтобы молодое поколение знало о том, какой была «наша Россия» ...
Кто знает, когда К. Р. в дневнике писал с недоумением «разве русские сдаются?» имел он может быть в памяти и героическую гибель "Рюрика", случившуюся четыре месяца до капитуляции Порт-Артура. И если не подобает сегодня повторять суд над несчастным генералом Стесселем, то вряд ли уместно пытаться реабилитировать его. Но всё же прав был он, когда говорил — вечная память погибшим героям и вечная слава уцелевшим героям.
Протодиакон Герман Иванов-Тринадцатый
